А у нас на Венере. Фантастическая повесть - Червяков Александр

Главный инженер раздумывает пару секунд:

– Хорошо, а где вы возьмёте оболочку?

– А как лабораторию спускали сверху? У неё же был парашют-крыло из металлоткани, правильно? Он какой огромный! Разве нельзя из него несущую оболочку сделать? У «Сколопендры» же манипуляторами ничуть не хуже, чем руками, можно действовать!

Мы сворачиваем в какой-то коридор направо.

– Снова хорошо. А ты представляешь, под каким давлением водород закачан в баллоны? Думаешь, это просто как взять и открыть водопроводный кран на кухне? Ничего не выйдет у тебя!

– А вот и выйдет! У лаборатории же отсеки герметичные, верно? Нужно просто отделить один отсек от всех остальных и запустить туда венерианский воздух. Он и горячий, и давление у него сотня атмосфер. А водород пускать в оболочку через этот отсек. Углекислота будет работать и как обогреватель, и как газовая пружина одновременно!

Наконец, мы вваливаемся в центр управления. Народу немного – несколько человек сидят за терминалами, ещё несколько вповалку спят на боковых диванчиках. Георгий Александрович с порога громко объявляет:

– Так, Петров, Макеев, Никитин – ко мне в комнату для совещаний! И немедленно вызовите сюда профессора Черсина!

Когда в комнату зашел профессор Черсин, я его сперва вообще даже не узнал. Какой он был, когда на презентации про лабораторию рассказывал – вот совсем не похож. Лицо землистое, худое, уставшее, а глаза красные. Потом неожиданно зашел отец, и тоже садится за стол вместе со всеми.

Сенька встаёт со стула и ещё раз, от начала до конца, рассказывает про наш план. Профессор Черсин делает какие-то отметки у себя в планшете:

– Использовать разгерметизированный отсек в качестве газовой пружины? Да, вполне реально. Нужно только перекрыть коммуникации вот здесь, здесь и вот тут… Организовать сброс водорода из баллонов – вообще пара пустяков. Но вот что нам делать с оболочкой? Как вы собираетесь превращать парашют-крыло в воздушный шар?

– Ну, с верхней частью всё понятно, – отвечает Георгий Александрович. – Там же предохранительные клапаны, да ещё и с дистанционным управлением. Просто наглухо закрываем по команде из центра, вот и все дела. А вот как скрепить нижнюю часть? Там же «юбка» парашюта…

И тогда у меня снова щёлкает в голове. Я просто как глазами вижу.

– Так просто соберите эту «юбку» внизу и зажмите её манипуляторами! Они же у лаборатории какие точные и мощные, помните? А когда оболочка будет надута водородом, станция получится как будто бы руками за низ шарика цепляется, понимаете? Почти как медвежонок в старинном мультфильме!

Сенька смотрит на меня и говорит:

– Не получится. Лаборатория больше двадцати тонн весит, а шарниры манипуляторов на такое не рассчитаны. Оторвутся «лапы» у твоего медвежонка!

И снова в разговор вступает профессор Черсин:

– Нет, юный коллега, не оторвутся! У нас же ещё и стропы есть, вы забыли? Они возьмут на себя большую часть нагрузки, и манипуляторы вполне себе справятся. Надёжность будет, конечно, так себе – но нам и нужно удержать газ всего лишь на несколько часов, пока дроны отбуксируют лабораторию сюда, и мы снова пристыкуем её к станции.

Трёт себе виски пальцами, потом неожиданно спрашивает Георгия Александровича:

– У вас на Венере что, все дети с такими способностями к технике?

Тот улыбается:

– Да нет, дети у нас обыкновенные. Разве что вот эти двое… Светлые головы… Да-да, весьма светлые, но и шило в заднице у каждого тоже огромное. Иногда такое могут отчебучить, что всей станции икается… Но, конечно, не сегодня. Не сегодня!

Мы выходим из комнаты для совещаний. Центр управления оживает, зажигается свет, заходят какие-то новые люди, усаживаются за терминалы, кто-то разговаривает по коммуникатору. Профессор Черсин говорит нам:

– Вы, ребята, отлично нынче поработали, теперь пора и нам, взрослым, в грязь лицом не ударить. Отдохнуть не хотите?

Только тут до меня доходит, что на дворе четвёртый час ночи, и что я смертельно, безудержно хочу спать. И что сейчас засну прямо вот так, стоя. Но тут к нам подходит отец. Кладёт мне руку на плечо, глядит пристально:

– Сынок, ты мне вот только честно скажи. Неужели вы с Сеней всё это придумали только для того, чтобы я не полетел на поверхность?

Я сперва хотел ответить по правде, только сразу понял, что если скажу по правде, то заплачу. Посреди такой толпы народа? Нет уж, фигушки! Поэтому я улыбнулся и сказал:

– Нет, пап. Это мы строго в интересах науки. А ещё – сам понимаешь, оборудование на семьдесят миллиардов рублей на полу не валяется…

Я думал, он засмеётся. А он только головой покачал, взял меня на руки и отнёс на маленький диванчик с краю комнаты. Диванчик маленький и тесный, но мы вдвоём с Сенькой как-то всё-таки на нём уместились, а папа нас одеялом накрыл. И я сразу же уснул, как провалился.

Проснулся я оттого, что кто-то меня за плечо трясёт. Я сперва подумал, что это мама, и что я в каюте у себя.

– Мам, ну пожалуйста, – говорю спросонок, – ну дай ещё поспать немножко!

А мне отвечает совсем не мамин, а чей-то незнакомый голос:

– Просыпайтесь, изобретатели! А то проспите своё изобретение!

Тут я сообразил, что и кровать не моя, и что я в комбез одетый лежу под одеялом. Сел, тру глаза руками. И Сенька тоже. В центре управления полно народу, кто-то за терминалами работает, но больше людей за центральным экраном следят. Рядом со мной техник стоит, молодой, который нас будил, и на экран мне рукой показывает:

– Гляди!

А на большом экране – то самое каменистое плато на поверхности, которое мы в школе уже видели, когда смотрели трансляцию. И «Сколопендра» стоит. Только все шесть манипуляторов у неё вверх направлены, а над ними – как огромная металлическая груша, только какая-то вся измятая, будто сушёная. Кто-то говорит:

– Если подъемной силы не хватит, можно сбросить воду и кислород из систем жизнеобеспечения. Это дополнительно минус три тонны.

Кто-то другой в ответ:

– Не надо ничего сбрасывать, еще пять минут – и поднимется шаланда.

Техники шутят:

– Внимание, сейчас вылетит птичка!

Все смеются. Тут слышно знакомый голос – ого, сам Архидемон тоже здесь!

– Отставить шуточки! Когда вылетит, тогда и посмеёмся, а пока работаем, не расслабляемся!

А «груша» на экране постепенно растёт, и становится понемногу гладкой и блестящей. И вдруг в какой-то момент «Сколопендра» начинает медленно и плавно подниматься вверх! С подошв металлических «ног» лаборатории, видно, осыпаются мелкие камешки и пыль.

Что тут началось!

Я таких оглушительных аплодисментов в жизни не слыхал. У меня даже уши заложило. Архидемон, гляжу, платком пот со лба утирает. Говорит в микрофон:

– Всё-таки немножко обидно. Ситуация, спору нет, была очень непростая – но и мы же все серьёзные специалисты, взрослые люди… И не справились! Кто панику поднял со страдальческими вздохами, кто собрался храбро на поверхности погибать во имя науки… А дети в итоге оказались сообразительнее всех!

Потом профессор Черсин вылез из-за терминала и так сказал:

– Знаете, господа, я когда в этот раз на Венеру летел, подозревал, что впечатлений от этой командировки у меня будет очень много. Но чтобы настолько много – не ожидал, честное слово! Так ведь раньше срока поседеть можно…

А затем папа вышел на середину и говорит:

– Прошу прощения, коллеги. Вы же знаете, мы планировали для ремонта двигателя спуск людей, я должен был этой группой руководить… А теперь получается, что совсем никакой пользы от меня… В общем… Завтра у моей жены день рождения. У нас будет большой праздник в кафе в рекреационной зоне. Я от Верочкиного имени вас всех приглашаю – всех до единого! И знаете, если бы не этот день рождения, сегодня всё со «Сколопендрой» могло сложиться совсем по-другому. Потому что кое-кому так хотелось, чтобы праздник состоялся, и чтобы я на нём был, что посреди ночи весь центр управления на уши поставили и даже целый воздушный шар изобрели. Короче, мы всех вас очень ждём – и Вера, и я, и вот эти самые «кое-кто»…